Лица, небелонеснежные нелица так и глядят.. О, у них мой взгляд. Черные белки; с иногда потухающей искрой, глубокий. Опасно, нет спасательных кругов. Черная трясина песков времени.
Хитро улыбаясь, вытяну из-под кровати когтистую лапу, схвачу дитя за пятку и съем. Потом проснусь в своей детской и проблююсь кровью от переизбытка железа.
Хитро улыбаясь, вытяну из-под кровати когтистую лапу, схвачу дитя за пятку и съем. Потом проснусь в своей детской и проблююсь кровью от переизбытка железа.
Я гляжу на твои формы. Такие только вытачивать в камне. И все что я хочу - впиться зубами в это мясо и хищно рвать тебя на куски. Никто не должен иметь такие идеально гладкие линии, они вызывают раздражение в моих пустых глазницах и всепожирающее чувство голода. А потом я, нежно обхватив твою шею языком, отведу тебя к Медузе, чтобы преизвратить тебя в статую, для которой буду кровью дорисовывать одежду.
Я хочу прожить тысячи жизней, потому не могу себе позволить иметь что-то столь похожее на тебя. Но в каждой из этих жизней я хочу сталкиваться с тобой лбами в дождливом переулке. А потом кто-то из нас всегда будет убивать друг-друга и бороться в бесконечной схватке с временем, чтобы снова встретиться. Но, может, это уже наша последняя встреча, где мы устали драться и спокойно уйдем, лишь фальсифицировав лица нашей Смерти.
Я хочу прожить тысячи жизней, потому не могу себе позволить иметь что-то столь похожее на тебя. Но в каждой из этих жизней я хочу сталкиваться с тобой лбами в дождливом переулке. А потом кто-то из нас всегда будет убивать друг-друга и бороться в бесконечной схватке с временем, чтобы снова встретиться. Но, может, это уже наша последняя встреча, где мы устали драться и спокойно уйдем, лишь фальсифицировав лица нашей Смерти.
Все приятности моего языка имеют срок. Безнадежно рассыпаясь песком через секунду.
Закрой глаза, почувствуй язык на веках и спи. Мы уже идем к Горгоне на Голгофу.
И я сжимаю в наших руках свой терновый венец.